В неторопливых путешествиях на поезде было что-то расслабляющее и успокаивающее: картинка за широким окном потихоньку ползла вперед, словно пласт снега весной, нехотя съезжающий с крутого горного склона. Шумные вокзалы сменяли тихие полупустые станции, место лесов занимали простирающиеся до самого горизонта поля или убегающие куда-то в невообразимую даль реки. В размеренном стуке колес постепенно привыкающий к постоянному шуму слух начинал улавливать убаюкивающую ритмичность, выстраивающую вокруг мыслей непроницаемую стену для самых назойливых и беспокойных из них, оставляя удивительно много места для идей, которым раньше приходилось ютиться где-то на самых дальних задворках сознания, терпеливо ожидая своего часа.
Щека съехала по ладони и Ларкейд несильно, но ощутимо приложился головой о толстую раму - снова не заметил, как погрузился в полудрему. Кто-то мог бы сказать, что разъезжать на поезде в таком состоянии довольно удобно, однако сам Драгнил отлично помнил, как один раз также заснул и в результате оказался на другом конце страны с опустошенными карманами. И если в бытность Спригганом это вызвало бы у него лишь мягкую усмешку, то теперь, с крахом Империи, такие досадные промахи били весьма болезненно.
Воспоминания об Арболесе все еще оставляли в душе неприятный осадок: поражение в войне Ларкейд вполне осознанно рассматривал как свое собственное. Шутка ли - сначала проиграть какому-то зазнавшемуся юнцу, а затем, зажимая ужасную даже на вид рану в боку, трусливо сбежать с поля боя, бросив Императора сражаться одного.
Император...
"Отец".
В тот день ему с трудом удалось подобраться достаточно близко, чтобы иметь возможность хоть как-то помочь Зерефу в бою против собственного брата. Шатаясь, словно пьяный, придерживаясь за стены разрушенных зданий, он едва достиг вершины холма, на которой расположилось здание гильдии Фей. И едва ли не в тот же миг развернулся обратно - яркое пламя, пляшущее по крыше, вырывающееся из дверей и окон, надолго отпечаталось в его глазах. Столько ненависти, первобытной и ничем не сдерживаемой злобы, не оставляющей после себя даже пепла... Ларкейд не мог вообразить себе настоящую силу того, кто способен обуздать такой огонь. Он не представлял, как можно сражаться с чем-то подобным.
Впервые в жизни Драгнил понял, что не в силах заставить себя защищать отца. Страх сковал его своими цепями и не отпускал и после того, как он чудом сумел выбраться с поля боя, разминувшись со своими и чужими. И бежал - без остановки, так далеко, насколько хватало сил среди царящих повсюду неразберихи и хаоса.
А после, когда по Ишгару пронеслась весть о победе над Императором Спригган, Ларкейд понял, что начинает стремительно терять силы.
Поначалу он списывал все на раны и усталость: Этериасы были заметно сильнее и выносливее обычных людей, но и для них существовали свои ограничения. Однако, когда тело приходило в норму, магия продолжала угасать, пока не остановилась на настолько позорно-низком уровне, что впору было опасаться за собственное существование - скрепы, связывавшие дитя с отцом, разрывались одна за другой, грозя отправить демона обратно в книгу.
В какой-то момент все остановилось. Но от этого не становилось легче. Ему, выходящему в одиночку против огромных армий с сардонической усмешкой, теперь едва доставало сил на то, чтобы направить жалкие крохи былой мощи, которой он раньше пользовался совершенно безотчетно. Все равно, что однажды заснуть полностью здоровым, а проснуться парализованным и всеми брошенным в темном подвале.
Со смехотворными остатками магии, без средств к существованию, в стране, полной врагов - худших стартовых условий пожелать было бы затруднительно.
Он брался за любую работу. Тень себя прежнего, надломленный и живущий одним лишь сегодняшним днем - жалкое зрелище, от которого зубы сводило.
Возвращаться в Арболес? Смешно подумать. Покинуть Ишгар незаметно представлялось делом предельно сложным и затратным, а оказаться в побежденной стране, будучи одним из двенадцати ее столпов... Глупо - не совсем то слово, которое верно отражало суть. Кроме того...
С Империей Ларкейда, по сути, мало что связывало, кроме отца. Громоздкое детище Августа, гигантский спрут, обхвативший щупальцами целый континент - Драгнил едва ли мог бы назвать это своим домом.
Отец...
...оставался похороненным на горящем холме. Сперва Ларкейд на полном серьезе был уверен, что рано или поздно отправится на поиски родителя, но позже пришел к единственному закономерному выводу: что бы не случилось с Зерефом Драгнилом, будет лучше, если тот так и останется в том состоянии, в котором пребывает сейчас. Даже если удастся каким-то чудом отыскать отца и помочь ему вернуться откуда бы то ни было, это означало лишь новый виток войны и продолжение движения по спирали, конец которой упирался в бездну с вырывающимися из нее языками хищного пламени.
Ларкейд не был к этому готов. И не думал, что когда-нибудь созреет для такой идеи.
Он научился сводить концы с концами. На смену любой, самой черной работе, постепенно приходила довольно неожиданная практика - магия, которой Драгнил раньше только убивал, как оказалось, была способна не только отнимать чужие жизни.
За два года Ларкейд исколесил почти три четверти Фиора: от крупных городов до мелких деревушек, которых и на карте-то не было. Как правило, даже для самых тяжелых и запущенных случаев оставшихся сил хватало хотя бы на то, чтобы стабилизировать состояние пациентов.
Он нигде не задерживался подолгу, хотя периодически возвращался в уже посещенные места, если находилась работа или требовалась помощь кому-то из бывших "клиентов". Оплаты обычно хватало на дорогу и съем не самого лучшего, но вполне сносного жилья. С недавних пор, обзаведясь липовыми документами, Ларкейд завел пару счетов в банках, куда сплавлял часть особо крупных выплат от состоятельных клиентов на имя некоего Джереми Сола.
Это было даже забавно - видеть, как поддельный образ постепенно заменяет оригинал...
Был ли вообще Ларкейд Драгнил настоящим изначально?
Он стал меньше кривить губы в притворно-благодушной улыбке, разбавил иронию во взгляде дозой цинизма и почти полностью избавился от белого цвета в одежде - просторная темная куртка стала милее богато изукрашенной тоги. Плавные и неторопливо-царственные движения стали экономными и резкими, исполненная величавого достоинства походка осталась далеко позади, не в силах угнаться за стремительными шагами.
Порой Ларкейду начинало казаться, что ему это даже немного нравится.
Как будто тот огонь незаметно выжег часть личности Драгнила, чтобы ей на смену пришла другая.

***

Он плохо помнил, как выглядела Магнолия до войны: в бою ему было не до лицезрения красот разгромленного города, а позднее, когда Бельсерион перекроила целый континент на свой лад, все настолько перепуталось, что любая попытка сориентироваться в создавшемся лабиринте была изначально обречена на провал.
Тем не менее, короткой передышки городу Фей почти сполна хватило на то, чтобы восстановиться: кое-где все еще виднелись следы строительных работ, стояли строительные леса или торчали голые стены, следящие за улицами пустыми глазницами темных окон, однако ближе к центру любые намеки на события двухгодичной давности исчезали, за исключением одного - совершенно нового здания гильдии, высившегося по центру Магнолии.
Ларкейд увидел его лишь издалека, подавил желание горько усмехнуться и свернул в противоположную сторону, где в вечерних сумерках зазывающе блестела вывеска гостиницы: одной из сети тех, что предоставляли хороший сервис вкупе с наименьшим уровнем назойливости, а за определенную плату - достаточную конфиденциальность. Денег с последнего заказа должно было хватить на одну ночь в комфортных условиях, а завтра поезд отправится далеко на север, туда, где, по слухам, довольно зажиточный лорд предлагает баснословные деньги тому, кто излечит его жену от странного недуга. Назначенная сумма обещала сложную работу, но если удастся ее выполнить, о необходимости вести учет каждому джевеллу можно будет забыть лет на пять.
Из открытого окна отрывался прекрасный вид на улицу. Мягкое кресло, небольшой столик и бутылка кьянти - что еще нужно для хорошего времяпровождения перед сном? Можно было даже притвориться, что и не было последней войны и представить, будто первый этаж гостиницы - это его собственные покои в Вистарионе.
"Глупости какие".
Лениво отмахнувшись от нахлынувших воспоминаний, Ларкейд пригубил вино и устремил взгляд на маячивший над домами шпиль здания Хвоста с реющим флагом. Оказавшись в Магнолии, Драгнил не беспокоился о том, что его кто-то узнает: единственные, кто мог точно опознать его, принадлежали к другим гильдиям, а уж их территории бывший Спригган обходил десятой дорогой. Конечно, сводки и словесные портреты порой мелькали в газетах, но признать в нынешнем Ларкейде его былую ипостась...
"Маловероятно".
Беспокоиться было совершенно не о чем.